"Я не солист, но я чужд ансамблю".
У нас принято рассматривать творческого человека как своего рода царя Мидаса, который превращает всё в искусство одним своим прикосновением. Мне смутно кажется, что корни такого "отворчествления" личного - в представлении о человеке как об источнике творчества; это ягода с того же поля, что и тщательное изучение жизни, анализ влияния внешней среды на формирование личности автора.
Это приводит к повышенному вниманию к, скажем, личной переписке. Я не отрицаю, что письма писателей, например Александра Сергеевича и Антона Павловича, являют собой чистейший образец высокой культуры и безупречного владения языком, однако не понимаю, зачем искать в них проявления литературного гения. В музее-квартире Михаила Михайловича Зощенко один из экспонатов - его письмо, адресованное, кажется, некой даме. Как справедливо заметила моя подруга, невозможно ведь его читать - так неловко. Но стоит поместить текст послания в последний том собрания сочинений или в отдельное издание, он тут же рискует попасть в школьную программу. На выставке Энни Лейбовиц "Жизнь фотографа" бок о бок с её "рабочими" фотографиями были представлены личные и семейные снимки. За вычетом одного портрета все они показались мне совершенно обычными фотографиями, не отмеченными печатью таланта, хотя, безусловно, очень качественными и композиционно удачными для моего неискушенного глаза. Симпатичная кучерявая девочка остаётся симпатичной кучерявой девочкой, а голое тело в ванне - голым телом в ванне, и даже "почерк" автора (возможно, опять по причине неискушенности моего глаза) неразличим.
Только мне всё это, к сожалению, кажется чреватым снижением статуса произведений с акта творения на простое сочинительство.
Это приводит к повышенному вниманию к, скажем, личной переписке. Я не отрицаю, что письма писателей, например Александра Сергеевича и Антона Павловича, являют собой чистейший образец высокой культуры и безупречного владения языком, однако не понимаю, зачем искать в них проявления литературного гения. В музее-квартире Михаила Михайловича Зощенко один из экспонатов - его письмо, адресованное, кажется, некой даме. Как справедливо заметила моя подруга, невозможно ведь его читать - так неловко. Но стоит поместить текст послания в последний том собрания сочинений или в отдельное издание, он тут же рискует попасть в школьную программу. На выставке Энни Лейбовиц "Жизнь фотографа" бок о бок с её "рабочими" фотографиями были представлены личные и семейные снимки. За вычетом одного портрета все они показались мне совершенно обычными фотографиями, не отмеченными печатью таланта, хотя, безусловно, очень качественными и композиционно удачными для моего неискушенного глаза. Симпатичная кучерявая девочка остаётся симпатичной кучерявой девочкой, а голое тело в ванне - голым телом в ванне, и даже "почерк" автора (возможно, опять по причине неискушенности моего глаза) неразличим.
Только мне всё это, к сожалению, кажется чреватым снижением статуса произведений с акта творения на простое сочинительство.
вообще мне кажется странным выволакивание на всеобщее обозрение личной переписки. письма того, письма этого... люди, во что вообще? оО