ибо это ее предложение пересказать сказку соединилось с давней моей идей
и породило этот текст.
...но абсурд имеет свои пределы и для тех,
кто исповедует африканский культ воду как
на улице Диагональ, так и на улице Флорида.
Х. Кортасар
кто исповедует африканский культ воду как
на улице Диагональ, так и на улице Флорида.
Х. Кортасар
Наташа забралась с ногами на табуретку: оттуда было удобнее обозревать холодильник, распахнутый настежь. К одной из полок на скотч была прикреплена ленточка, конец которой был обвязан вокруг шеи плюшевой мыши. Мышь в правый профиль смотрела укоризненно, а в левый - озорно; все прелести игрушек китайского производства были налицо. Сейчас мышь смотрела укоризненно.
продолжение сказки.Наташа слезла с табуретки и захлопнула дверцу холодильника. Давно он пустует. Самое обидное в ситуации заключалось в том, что соседний холодильник был полон да еще и закрыт на замок.
Наташа снова забралась на табурет, прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Вчера Тарас Седьмой уехал домой, на Украину, освободив одну из пяти комнат коммунальной квартиры, в которой осталось два человека: сама Наташа и Марина Павловна Нестерова, «потомственная колдунья; предсказание, снятие венца безбрачия, приворот; ул. Ленина, д. 9, кв. 15, пн.-пт. 10.00-19.00». Марина Павловна ходила исключительно в черном; если верить слухам, крутила по ночам головы петухам, по выходным дням летала на дачу на помеле, чтобы не стоять в пробках, и беспокойно спала, поскольку не платила налогов. Свою паранормальную деятельность Марина Павловна осуществляла в комнате, в которой раньше жил выдержанный, выразительный, точно пауза в оживленном разговоре, и такой же пустой человек - при нем все думали о своем.
Еще одна комната была опечатана неофициальным лицом - собственником этой самой комнаты, Дмитрием Сергеевичем Томским, белокурым и славным (именно так о нем думала Наташа) студентом-программистом, учившимся на четвертом курсе того же университета, где Наташа третий год постигала глубины психологической науки. Дима иногда приезжал на улицу Ленина на белом эмалированном, точно ванна, «запорожце», разглядывал придирчиво бумажные ленты и эмоционально повелевал Марине Павловне перестать жульничать и честно признаться, что она зачем-то бывает в его комнате. Марина Павловна, использовавшая указанное помещение как зал ожидания, умело в нужный момент уводила всех посторонних лиц - милая, чуткая Марина Павловна, берегшая душевное здоровье Димы.
Первый раз порог этой квартиры Наташа переступила солнечным сентябрьским днем два года назад (причиной тому было ненавязчивое предложение второй жены ее отца переехать поближе к Университету, раз уж комната после свадьбы начала пустовать). Наташа остановилась тогда в коридоре, опустила резко чемодан, села на него и обхватила голову руками. Через некоторое время (точнее его не смог бы вымерить даже самый успешный театральный режиссер) одна из дверей отворилась, и глуховатый басок произнес: «Марина Павловна! Вы мне еще за это ответите!» Тогда Наташа не знала еще, что Дима в своей комнате не проживает, что Марина Павловна занимается незаконным извлечением прибыли, что тихий невзрачный человечек когда-то служил в разведке, а также то, что помимо указанных лиц в квартире проживают семь гарных украинских хлопцев-гастарбайтеров.
Отношения между проживающими были, мягко говоря, непростыми. Марина Павловна регулярно писала в местное отделение милиции заявления о совершении Дмитрием Сергеевичем разнообразных противоправных деяний: от хулиганства до публичных призывов к развязыванию агрессивной войны. Последнее ее послание начиналось со слов «он вновь явился под утро, держа в руках молоток», что явно свидетельствовало о том, что для выражения возмущения происходящим своих слов Марине Павловне уже не хватало. В отделении милиции потомственную колдунью считали местной достопримечательностью и исправно посылали ей открытки на Новый год, 8 Марта и день рождения. Дмитрий Сергеевич отвечал Марине Павловне взаимностью, оставлял в запечатанной комнате темпераментные послания, ей на радость праздновал Новый год в отделении милиции, где работал его школьный друг, и принципиально отказывался ставить замок на дверь, ибо неизбежно терял ключи. Бывший разведчик с грустью смотрел на посетителей Марины Павловны, с иронией - на димины экзальтации, с сочувствием - на Наташу; в конфликты не ввязывался, но регулярно о чем-то серьезно разговаривал с участковым, после чего поток клиентов к Марине Павловне неожиданно снижался. Одни только украинские хлопцы (с Тараса Первого до Тараса Седьмого) жили душа в душу, тихо, смирно, ни в какие споры, кроме связанных с очередью к благам санузла, не вмешиваясь.
Наташа не сразу свыклась с новой средой обитания, но постепенно подружилась с Димой и даже с гастарбайтерами. Однажды Дима рассказал ей, что был вынужден съехать из-за бесконечной вереницы охочих до колдовства клиентов, которая изрядно его раздражала, хотя жильцы негативных эмоций у него не вызывали: хлопцев же он считал очень милыми ребятами, а разведчика попросту почти не замечал. Сейчас Дима жил на птичьих правах в университетском общежитии, а в квартиру приезжал, влекомый параноическим чувством того, что Марина Павловна посадила в его комнате очередную жертву венца безбрачия. Хлопцы же месяцев через восемь-девять после вселения Наташи в квартиру предложили ей взаимовыгодное сотрудничество: за умеренную плату она готовила на всех семерых завтраки и ужины.
В общем, за незначительными исключениями жизнь в квартире 15 дома 9, что по улице Ленина, протекала спокойно и даже радостно. Марина Павловна не резала петухов, не плясала с бубном, не вылетала по ночам из окна на метле, швабре или пылесосе - вообще вела себя очень тихо и напоминала скорее доморощенного психолога в первом поколении, нежели потомственную колдунью. Клиентура ее была куда более удивительная и необычная, порицавшая отсутствие во квартире сушеных мышей и свежей крови невинных младенцев.
Сложности начались потом, где-то через год знакомства Наташи с обитателями квартиры. Разведчик исчез. Марина Павловна поговаривала, что во всем виноваты американская разведка, грехи бурной молодости самого пропавшего и антигосударственная деятельность Дмитрия Сергеевича; однако не преминула извлечь из этого исчезновения выгоду, оборудовав в освободившейся комнате рабочий кабинет. Потом наступило недолгое затишье, а дальше… Тарас Первый загремел в исправительную колонию общего режима на пять лет за разбойное нападение («нет-нет, я невиновен, что вы делаете!»); Тарас Второй, отличавшийся невысоким ростом, устроился на работу карлой в цирк и вскоре уехал гастролировать за границу, откуда не посылал вообще никаких вестей. Тарас Третий исчез, а через четыре месяца появился на экранах телевизоров в качестве модного стилиста, готовящегося, по информации в желтой прессе, к записи своего первого сольного альбома. Тарас Четвертый каким-то странным образом оказался в рядах российской Армии: при проверке документов у него обнаружили чужие, и объяснить что-либо оказалось невозможным. Тарас Пятый открыл небольшой ресторанчик «У папы Карло», названного почти что в честь Тараса Второго, однако сложные отношения с «крышей» прекратили как его бизнес, так и, кажется, жизнь. Тарас Шестой не выдержал перипетий жизни своих братьев и отправился жить с решетками на окнами и войлоком на стенах, так надежно защищавшими от тягот повседневности. Тарас Седьмой же уехал на Родину ухаживать за больной тетей и, надо полагать, возвращаться уже даже не думал.
***
Наташа открыла глаза и растерянно осмотрена кухню. Взяла из вазочки яблоко и надкусила.
***
«Наталия Константиновна! Выйдите на крылечко, возьмите тушку мамонта!» - с порога звучно произнес Дима. Тишина. Странно. Дима постучал в дверь наташиной комнаты, потом пошел на кухню.
***
А скорая все не ехала, он вспомнил неожиданно, что сегодня первое декабря, что Наташа говорила ему когда-то: «Мне всегда казалось, что в ноябре должен быть тридцать один день», и думал, что когда он станет Мюнхгаузеном, подарит ей тридцать первое ноября, обязательно. На кухонном столе лежала курица, и он убрал ее в холодильник: когда Наташа очнется, она обязательно захочет ее приготовить. А скорая все не ехала, Наташа сказала однажды: «Если мне станет нехорошо, я бы хотела иметь дело с самим милосердием, а не с его сестрами», как она была права. Из окна, если присмотреться, было видно елку на площади Ленина, Наташа считала, что нельзя торопить Новый год. А скорая все не ехала, и он подумал, что самое время, как пишут в книгах, заламывать руки, а Наташа обмолвилась как-то, что не представляет, как такой жест может выглядеть. Внутри было солоно и мокро, как будто он плакал внутрь.
А скорая все не ехала.
***
Марина Павловна в своей комнате неслышно прятала под половицу небольшую восковую фигурку, пронзенную булавкой с розовым шариком на тупом конце.